Александр Григорьевич, на вашем сайте можно прочитать такие слова: «индивидом рождаются, личностью становятся, индивидуальность отстаивают». Что вы вкладываете в эти слова? Вот прямо сейчас рождается индивид, предположим, где-то в России. Можем ли мы наверняка сказать, что он станет личностью и будет отстаивать свою индивидуальность?
…Когда мы говорим об индивиде, мы говорим: человек как представитель вида, тем самым он несёт всю эволюционную историю, связанную со своим видом. Второе: когда мы говорим о личности, мы прежде всего подчёркиваем те социальные роли и программы культуры, которые человек усваивает, рождаясь в определённой социальной ситуации развития и в определённой культуре. И, наконец, когда мы говорим о фокусе этих линий в каждом из нас, о нас с вами как о самости, как о формировании концепции «я», как формировании человеческого в человеке, или, точнее, человечного — я подбираю, ищу слова — в человеке, мы говорим о нас как о неповторимой индивидуальности, отстаивающей свои ценности, свою позицию, свою, как говорится, миссию в этом мире. Поэтому я говорю: индивидом рождаются, тем самым за нами все наследство, и в каждом из нас вой тех динозавров, которые бегали по этой планете. Когда мы говорим «личностью становятся», сразу мы показываем, что личность имеет определённую историю — историю, связанную с тем обществом, в котором она живёт. Когда личностью становятся, она обретает национальный характер, она обретает социальный характер, она выполняет разные роли. Ну и наконец, когда мы говорим «индивидуальность отстаивают», мы сталкиваемся со следующей ситуацией: да, «весь мир — театр, и люди в нём актёры, и каждый здесь свою играет роль». Но эта шекспировская фраза означает: либо роль ведёт меня, и я становлюсь в ряде случаев заложником программы и заложником определённой роли, либо роль — только инструмент и только средство и индивидуальность играет стилями, играет своими ролями для достижения тех или иных целей.
Вы можете найти человека, который скажет: у меня дурная память, вы можете найти человека, который скажет: у меня такой характер — мерзкий характер, я ничего не могу с ним поделать, я не могу его переделать. Но я не найду на этой планете человека, который скажет: ну и дрянь же у меня личность. Вот это чётко показывает, что мы имеем здесь уникальную, многогранную феноменологию, связанную с жизнью человека в разных системах, в разных ролях, и своим афоризмом «индивидом рождаются, личностью становятся, индивидуальность отстаивают» я пытаюсь дать синтетическую картину для исследователей, которые занимаются проблемой личности, всячески предостерегая от оценочного понимания личности в контексте историко-эволюционного анализа феномена человека.
Когда мы занимаемся исследованием, мы не проецируем оценочные характеристики. Даже в павловской типологии, которая вызывает у меня огромные вопросы, мы говорим, что у этого человека слабый тип нервной системы, а у этого — сильный, но мы не оцениваем, что — хорошо, а что — плохо. Один из замечательных психологов Борис Михайлович Стеклов, резко боясь того, чтобы не приписывали оценку этим характеристикам, бил себя в грудь и говорил: у меня слабый тип нервной системы, я за это расплачиваюсь повышенной чувствительностью к миру.
Совершенно другая позиция, этическая или ценностная позиция. С этической позиции я с самого начала, как ряд моих коллег, говорю: когда человек появился на свет, относитесь к нему, прежде всего, как к личности, как к переживающему существу, а не как к мешку, набитому условными и безусловными рефлексами. В книге «Роды без насилия» одного французского психоаналитика чётко показывается, что в зависимости от того, какая у вас имплицитная, скрытая концепция личности, происходит главное: как вы действуете по отношению к другому человеку. В наших роддомах появившемуся на свет ребёнку сразу перерезают пуповину, потом его берут, поднимают за ножки и так далее, то есть относятся как, ну… Был великий психолог Уотсон; как представитель биологической ориентации объективного понимая поведения, он говорил: мы должны доказать, что человек — это не более чем комок непроанализированной протоплазмы. И в этом смысле слова, если мы относимся исходно к родившемуся младенцу как к комку непроанализированной протоплазмы, то и действовать надо по отношению к нему так. Но если мы относимся изначально к нему как к личности, что происходит? Первое: задолго до того, как ребёнок родится, у будущей мамы спрашивают, какая у нее любимая музыка, любимая обстановка. Задаётся вопрос: должен ли быть любимый человек рядом во время родов? Этого любимого человека готовят, потому что видеть этот процесс, если вы не профессиональный врач, далеко не просто. И когда во время родов рядом любимый, звучит любимая музыка и не сразу разрезается пуповина, (психоаналитики говорят: пуповина — это рука матери), тогда и начинает закладываться главная установка в развитии личности. Когда вы к человеку исходно относитесь как к ценности, как к личности, возникает базовое доверие к миру, а если нет, то возникает, как говорят исследователи, базовое недоверие к миру.
Если говорить об этом родившемся…
Существе.
Существе, как происходит становление его личности? То есть, каковы временные рамки, кто в этом участвует, кто этому способствует?
Знаете, можно ли рассказать о любви за одну минуту? К такому же классу вопросов, когда ты этим занимаешься всю жизнь, относится и ваш вопрос. Отвечаю на него в достаточной степени лаконично. Первое. Все привыкли думать, что есть биологическая природа человека, есть среда, и что их механическое взаимодействие приводит к развитию личности. Я исповедую и отстаиваю другой подход: ключевой единицей, клеточкой развития человека в мире как индивидуальности является содействие. Услышьте, не совместное даже действие, а содействие. Поэтому я говорю, что исходно это психологический симбиоз и психологические диады в этом симбиозе: ребёнок-мать, ребёнок-значимый другой. И вот в этом содействии начинает развиваться человеческая личность. Далее: личность по мере своего развития включается в различные виды деятельности. Для ребёнка раннего возраста это непосредственное эмоциональное общение. Поэтому, когда я предлагаю нашим детским садам те или иные программы образования, я всегда говорю: ребёнок изначально нуждается в базовом доверии, и мать, близкие для него не должны скупиться тратить время на общение, разговоры с ребенком. Извините: относитесь к нему как к тому, кто вас хоть в каком-то варианте понимает. Поэтому классики детской психологии говорят: всё начинается с непосредственного эмоционального общения с ребёнком. Именно оно, неся роль содействия, приводит к удивительно высокому развитию. И это не просто игра словами.
Наши коллеги, которые исследовали этот вопрос, изучали соотношение, как развивается первые три года ребёнок, например, в африканских странах и в европейских странах. И оказалось, что до трёх лет наши африканские собратья очень часто по многим параметрам сильно опережают своих европейских сверстников. Почему? Стали искать причину. Оказалось, причина в следующем: как вы хорошо знаете, в ряде традиционных африканских культур ребёнок всё время находится в постоянном не только физическом, услышьте меня, но эмоционально-личностном контакте с матерью, буквальном симбиозе. Но в три года она его передаёт племени. И около трёх лет, как показал гениальный психолог Рене Заззо, происходит резкое изменение: европеец быстро начинает догонять по темпам развития своего африканского сверстника, потому что у нас мама продолжает с ним общение. Отсюда в ряде стран введено правило или закон, что первые три года рекомендуется матери не бросать ребёнка, а полностью оплачивать пребывание матери с ребёнком. Это бесценно, когда она рядом с ним, а не спешит дописать статью. И я всегда привожу стихи, которые написала одна поэтесса, вложив в уста маленькой девочки: «Мама дома? Мамы нет, мама вышла в интернет. Кофе пьёт, глазами водит: что там в мире происходит? Мама, я тебе скажу: в мире я происхожу». Банальные вещи, но без них ничего не получится.
На более поздних этапах развития ребёнок включается в три разных вида деятельности, которые ведут его развитие. А именно — это игровая деятельность в разных её формах, и чем больше мы в детстве играем, тем лучше, это исследовательская, познавательная деятельности и, наконец, общение. Вообще в трёх этих видах деятельности закладываются наиболее мощные установки личности ребёнка и его мотивы формируются, рождается картина мира.
Какие образовательные программы на Ваш взгляд лучше всего способствуют развитию ребенка?
Ключевая установка в образовании — поддержать разнообразие детства, а не превратить детей в солдатов Урфина Джюса. Поэтому я предлагаю формулу, что не ребёнок маленький должен готовиться к школе, а школа должна готовиться к ребёнку. И детство как этап самоценно. И боюсь той логики, в которой оказываются те культуры, которые мы называем культуры полезности: в них человек всё время рождается для чего-то, его всю жизнь готовят выполнять те или иные общественные функции. Вот дошкольник готовится к школе, школьник готовится к вузу, студент готовится к выбору профессии, профессионал готовится к пенсии, а пенсионер готовится к смерти. Получается, что мы рождаемся, чтобы подготовиться к смерти.
Вот поэтому моя формула — детство ради детства. И, как бы ни было трудно, я пытаюсь её провести в разнообразные программы дошкольного образования. И отсюда главный вопрос: мы хотим вырастить людей со свободным критическим мышлением или только подданных по найму у государства? Вот это совершенно две разные установки в культуре. В культуре полезности говорят: умные нам не надобны, надобны верные , цитирую Стругацких, это моя любимая цитата. Противоположная установка — это чтобы человек не превращался, простите меня, в конформиста. У меня были замечательные учителя, их портреты напротив вас: это Алексей Николаевич Леонтьев и Александр Романович Лурия, психологи, наконец, два портрета, которые сзади вас, к психологам не относятся — это Булат Окуджава и Владимир Тендряков. Именно Окуджава и Тендряков помогли мне сказать, что главной линией развития образования должно быть то, что я, может быть, неуклюже назвал гуманистической педагогикой достоинства. Все песни Окуджавы, стихи, точнее, о достоинстве для меня важны. Тендряков как человек, который сыграл для меня одну из главных жизненных ролей, который учил меня, будучи мужем моей старшей сестры, называя меня своим младшим братом, он приглашал меня и говорил всегда, ещё когда мне было 12, 13, 14 лет, а я запомнил это навсегда: личность кончается тогда, когда человек начинает жить по формуле «что изволите?»
Я хочу, чтобы вы услышали эту формулу. Эта формула открыла мне коридоры понимания личности. А другой учитель — это Мераб Мамардашвили и его формула, что если мой народ выберет Гамсахурдию, я не буду со своим народом, сказал Мераб. Он читал нам лекции, и мы как завороженные слушали его, неважно, психологи мы были, философы, физики и так далее. Вот когда ты сталкиваешься с людьми, которые меняют твой масштаб жизни как личности, как для меня меняли Тендряков, Окуджава и Мамардашвили, ты понимаешь, что самое опасное — это превратиться в человека, который ищет любое оправдание себе в принятой роли. Я расстреливаю, потому что у меня был приказ, я здесь ни при чём. И начинается великое бегство от личностности, от свободы. Книга Эриха Фромма «Бегство от свободы» написана в 40х годах прошлого века и до сих пор, с моей точки зрения, является бестселлером.
Возвращаясь к нашим реалиям российским сегодня, как вам кажется, какую роль играет школа в становлении личности, в развитии индивидуальности? Потому что, с одной стороны, школа — это то место, где человек получает знания, с другой стороны, это дисциплинарное учреждение, с третьей стороны, в школе даются какие-то навыки социального общения. У меня дочка учится в 9 классе, я часто хожу на родительские собрания. И там всё время идёт такой разговор: учителя, учительский коллектив объясняют родителям, что их дети какие-то не такие, что они плохо себя ведут, что они не так одеваются. Последнее время очень много разговоров о том, чтобы вернуть школьную форму. И я даже вижу некоторое противостояние: то есть родители отдают ребёнка в школу, чтобы он получал знания, навыки, необходимые для будущей жизни, а учителя требуют от родителей, чтобы человек, который к ним приходит, уже был в каком-то определённом таком формате.
Вы очень точно сказали слово «формат». Что такое школа?
Школа для меня — один из могучих вечных институтов приобщения человека к культуре человечества. А говоря на скучном языке исследования, школа — один из институтов социализации личности. Это главная характеристика школы. Для меня на первый план выходит школа, которая помогает в общении с учителями и сверстниками обрести своё «я». Вещи, связанные со знаниями, умениями и навыками — для меня второстепенный момент в этом процессе. Школа должна давать картину мира. И сегодняшняя школа должна быть школа неопределённости, школой обучения поведению в сложных ситуациях, школой, учитывающей разнообразие. И сегодня постоянно идёт дискуссия о том, какой должна быть школа. Эта дискуссия буквально — дело моей жизни. Одна линия — на школу как формовку личности, когда из вас делают Буратино (ничего не имею против папы Карло), или солдат Урфина Джюса. Всё, ради чего я живу, сочетая мир университета с миром образования и за что получаю ненависть представителей национал-патриотизма, предлагающих свою модель школы, это создание школы как, ещё раз говорю, института поддержки человечности в человеке, который помог бы индивидуальности отстаивать себя. Это я чётко выразил в разработанных, начиная с 90х годов, программах, которые называются программы вариативного образования.
С позиции Выготского и Леонтьева разработаны новые стандарты, не сводящие школу к ЗУН — знаниям, умениям и навыкам. С 90х годов мы очень чётко поддерживали, чтобы появлялись лицеи, гимназии и продолжалась та логика, которую, кстати, Физтех начал ещё в 1949 году, и мы даже, можно сказать, выпендривались, предлагая название «школьные лаборатории». Всё это появлялось. И есть много удивительных сильных школ, где — одарённый ребёнок начинается с одарённого учителя, не устаю это повторять, — где ребёнку даётся возможность самореализации себя, где на него не идёт каток формальности.
Мы говорим, что не должны быть только задачи, в которых всё дано, в которых если поезд выйдет из пункта А, он всегда придёт в пункт Б. Реальные задачи — это задачи с избыточными данными, с недостаточными данными, с вероятностными данными. Мы называем их жизненными задачами, и это в логике новых стандартов. Мы говорим, что у школы задача — это поддержка рождения и преодоления кризиса идентичности в разных возрастах, а именно три линии идентичности: это гражданская идентичность, когда ты чувствуешь себя сопричастным той стране, в которой ты живёшь, это этнокультурная идентичность, когда ты причастен к той культуре, в которой ты родился, и, наконец, третья ипостась — это общечеловеческая идентичность. Отсюда я постоянно подчёркиваю, что роль математики как универсального языка, роль физики — закон Ньютона и в Африке закон Ньютона, это помочь человеку чувствовать себя человеком и человечеством. За это мне сразу говорят: вы космополит. Пожалуйста, я говорю, говорите. И все эти моменты делает школа, что никак не отбрасывает другую вещь.
Какая ключевая задача школы? Научить учиться. Какая ключевая компетентность который должен обладать человек в мире неопределённости, сложности и разнообразия? Я говорю жёстко: компетентность к обновлению компетентностей. Может, это звучит несколько странно, но в этом мире хочешь жить — умей учиться. И в этом смысле научить учиться. И это сегодня та линия вариативного, развивающего, смыслового образования, которое в логике определенной культурно-исторической школы в науке мы пытаемся передать, и, слава богу, это произошло.
Но маятник истории качается туда-сюда, и в целом ряде публикаций меня называют главным идеологом разрушения образования за введение вариативного, свободного, развивающего образования, и говорят: мы должны вернуть одну программу мы должны вернуть одно издательство, мы должны всех одеть в одну форму. И вот эта логика — единый учебник — прикрывается прекраснодушными словами о заботе о ребёнке и создании единого образовательного пространства. Но сегодня управление образованием этой страны — это управление не гомогенной массой, а то, что я называю управлением единством разнообразия, и когда я говорю «вариативное образование», я же не играюсь, а опираюсь на блестящие работы исследователей, которые говорят, что со вступлением в современную эпоху всё большую силу обретает не эволюция по Дарвину, когда говорят: выживают выжившие, а то, что называли некоторые антропологи вариативная эволюция или поддержка индивидуальности. Обратите внимание, какой разброс: во всей ойкумене мы все разные. И вот к этому я говорю: образование работает, в том числе школьное, как механизм — либо на устранение разнообразия, и тогда вы имеете дело с порождением тоталитарных систем, для которых этот механизм является типовым, либо на поддержку разнообразия, тогда вы имеете дело с гражданским обществом, где все получают шансы на развитие. То есть мы действительно — не будем играться — опираемся на определённую идеологию. Как её назвать? Я грустно улыбаюсь, когда мне говорят: вон они, злые либералы, это они погубили Россию. И если бы я отвечал той же монетой, я бы сказал: а вон они, злые национал-патриоты, или прибёг бы к тем или иным ярлыкам.
Две недели назад, объединившись с коллегами, мы опубликовали манифест гуманистической педагогики, учитывая все тенденции, которые идут. Он опубликован позапрошлый понедельник в «Новой газете». В нем мы говорим о нашем подходе, который резко отличается от того, что предлагают сторонники жёсткой административной системы, которые ведут страну по тоталитарному пути. Вместе с тем я считаю, что наше сознание засорено разными клише: либерал, консерватор и так далее и тому подобное. Я не либерал, я не консерватор. А чтобы вырасти как личность, надо с кем-то идентифицироваться и в кого-то влюбиться. Я влюблён в Корчака, я влюблён в Окуджаву и я влюблён в Выготского. Как мой кумир Выготский был влюблён в Гамлета или в Спинозу. Но без этого ничего не бывает. И действительно в данном случае лучшая оценка для моей позиции — не либерал, консерватор и так далее, тори там какой-нибудь, республиканец. Другая позиция: ты стоишь за очеловечивание человека, ты помогаешь с дошкольного возраста человеку стать человеком или нет. И это я называю гуманистическая позиция, она над этими банальными политическими клише, которые нам приписывают. У меня чёткая позиция, связанная с тем, что разнообразие и ценность личности — это превыше всего.
https://medium.com/@dashevskii/%D1%80%D0%B0%D0%B7%D0%B3%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D1%80-%D1%81-%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%BE%D0%BC-%D0%B0%D1%81%D0%BC%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D1%8B%D0%BC-%D0%BE%D0%B1-%D0%B8%D0%BD%D0%B4%D0%B8%D0%B2%D0%B8%D0%B4%D1%83%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B8-%D0%BB%D0%B8%D1%87%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B8-%D0%B8-%D1%88%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%BE%D0%BC-%D0%BE%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%B7%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B8-5daf089649faПоделиться Сохранить в закладках Ещё6 просмотров1 упоминаниеТворилки8 окт в 5:58Редактировать